Из Ленинграда в Амбри-Сотто 12,
июня 1924 года1.
Дорогой Лазарь Маркович.
Года полтора жизни в Ленинграде <прошли> при весьма сильной оппозиции против Нового Искусства и голодовке; Соф<ья> Мих<айловна>2заболела туберкулезом, и надежды совсем нет, ибо условия лечения немыслимы. Уна3пока что здорова.
Но, несмотря на все поставленные авангарды реакционеров, захвативших Академию и Штиглица4и Музей Худ<ожественной> Культуры5, я все же повел атаки против их позиций по примеру Витебска; надо сказать, что со мною приехали и Юдин6, и В<ера> М<ихайловна>7. Это самые главные борцы, которые великолепно повели работу снизу, я же сверху; в результате получилось разгром гоп-компании, засевшей в Муз<ее> Худ<ожественной> Культуры во главе с идиотом Татлиным, который, будучи зав. Изо8, сдал все позиции правым, сдал и Академию9, и Штиглица. Я очень жалею, что потерял много <времени> в Витебске, а Татлин в это время все возглавлял себя и прозевал все10. Сейчас же при сильнейшей реакции, развивающейся у нас против Нов<ого> Искусс<тва>, все же удалось овладеть последней позицией Нов<ого> Искусс<тва> — это Муз<ей> Худ<ожественной> Кул<ьтуры> — которую держали претенденты на Новое. В настоящее время Муз<еем> Худ<ожественной> Кул<ьтуры> овладели и удалось построить исследовательский Институт, которого нет во всем мире; долго ли прийдется жить, неизвестно. Существует в нем несколько отделений. Мой 1) формально теоретический (Бактериология в живописи), 2) Органической культуры Матюшина11и 3) Мансурова12экспериментальный отдел. Была устроена первая выставка, но ни звука в прессе, а вещь серьезная и важная13, но в своем отечестве все близоруки либо дальнозорки; скорей дальнозорки, им нужно наши вещи обязательно поставить на горах Этны, или в Швейцарии, или <во> Франции на Эйфелевой башне — тогда увидят. Уже появились Советские ампиры, теперь намечается советский Рембрандт, Рубенс и скоро Рафаэль ка<ко>й-нибудь Анненков1420 будет. Втерли очки здорово, разыгрывая на понятных как бы картинах Рафаэля всю свою негодность. Щусьев15<так!> строит новую Москву совсем здорово, оформляет пролетарий в римские сандалии и каски Афины Паллады; Колизей - стадионы, портики; это новая Москва в сандалиях греков; с другой стороны, эти эстеты Пикассы, Браки лезут тоже не особо далеко от Щусьева.
А Вы тоже не исполнили договора; Вы, конструктор, испугались Супрематизма, а помните 19<-й> год, когда мы уславливались работать над Супрематизмом, и хотели книгу писать; а что теперь — конструктивист-монтажник; куда Вас занесло, хотели освободить свою личность, свое Я, от того, что сделал я, боялись того, чтобы я не расписался или мне бы не приписали всю вашу работу, а попали к Гану16, Родченко17, конструктором стали, даже не проунистом18. Где же Уну?19Уновис<ские> фотографии? журналы,? в которых будет помещ<ена> Уновисская работа? А как бы много значило это, если бы Вы и Уну поддержали одну линию по организации Нов<ого> Искус<ства>. Как важно это, и нет ничего. Разве Вы жур<нал> «Вещь» начали как член Уновиса? Нет. А Вы знаете, кем Вы в нем были. Вы уехали за рубеж — хорошо, а где же связь? Нет ее. Ну ладно, не сердитесь, ибо будете неправы «Вы бы небо взяли, я землю»20, не помню, кажется, мне принадлежало небо, а Вам земля; а знаете, что получилось, у нас Земли не стало, стало «небо», я это еще предвидел, когда написал «Бог не скинут»21, а «Из книги о беспредметности»22кое-что найдете в подтверждение, в том кусочке, который попал к Вам. Не знаю, что получится из Вашей книжки23; о, если бы Вы знали, сколько я написал, можно целое специальное издательство открыть. О Супрематизме одна часть 240 стр<аниц>. Сейчас готовлю на первое полугодие 48 лекций, каждая в один печатный лист. Если бы могли издать так, чтобы я мог получить на проезд в Берлин, хорошо бы было. Я сам сейчас тоже нездоров, нервное состояние сильно больное, денег нет, пища плохая, одежды нет. Конечно, Брик24, Маяковский в контрасте с нами и могут ездить на <а>эропланах, дело все в том, насколько все это добротно; и, конечно, <если> написать трубку коммунара или еще что-либо из вещей коммунара, <то> можно уехать на двух аэропланах, но могут и другие вещи <быть> в тысячу раз коммунарней, но не ясны, и сиди как абстракт на абстракте. Теперь желаю Вам скорейшего выздоровления и жду вашей книжки. Пошлите ее Луначарскому25, ибо он больше осведомлен, что делается на западе, чем в СССР.
Я знаю, что если бы устроить выставку нашей исследовательской работы заграницей, она имела бы большое значение для всех, и у нас бы больше писали и обратили внимание. Сдвиг большой в научном оформлении.
Жму Вашу руку.
Ваш Казимир
Почтамтская 2/9 Музей Худ<ожественной> Куль<туры>
17/i<июня> 24 Ленинград
<Приписка на полях справа:> На устрой<ство> выставки в Берлине
вышлите требование на Муз<ей> Худ<ожественной> Кул<ьтуры>.
Я послал кое-что в Венецию на всемирную выставку26.
1Это письмо, как и все последующие, было отправлено Малевичем в Швейцарию, где Эль Лисицкий, заболевший туберкулезом в 1923 году, находился на излечении в различных лечебницах и пансионатах вплоть до весны 1925 года (в Москву художник возвратился в июне 1925 года).
2Речь идет о Софье Михайловне Рафалович, второй жене Малевича, скончавшейся от туберкулеза в мае 1925 года.
3Дочь Малевича и С. М. Рафалович, Уна Каземировна Малевич, в замужестве Уриман (1920—1989).
4Имеется в виду Центральное училище технического рисования барона Штиглица, влившееся в 1922 году в Высший государственный художественно-технический институт в Петрограде.
5Музей художественной культуры возник в Петрограде весной 1921 года; в сентябре 1923 года после реорганизации музея в Институт исследований культуры современного искусства Малевич был назначен его директором; в 1924 году это учреждение после новой реорганизации получило название Институт художественной культуры, с февраля 1925-го — Государственный институт художественной культуры (Гинхук). Гинхук был расформирован в 1926 году, его отделы переведены в Государственный Русский музей. Об истории и структуре Гинхука см.: Жадова Л. Государственный институт художественной культуры в Ленинграде // Проблемы теории и истории советской архитектуры. М., 1978. Вып. 4.
6Юдин Лев Александрович (1903—1941) — художник, ученик Малевича с витебских времен, член Уновиса; сотрудник Гинхука.
7Ермолаева Вера Михайловна (1893—1938) — художница, один из организаторов Уновиса в Витебске; сотрудница Гинхука.
8Татлин занимал пост председателя Московской художественной коллегии Отдела ИЗО Наркомпроса с апреля 1918 по май 1919 года.
9Речь идет о реформе архитектурного образования в Академии художеств, задуманной Татлиным в 1921 году (не осуществлена).
10Татлин в конце 1921 года после дискуссий в московском Институте художественной культуры (Инхуке) получил предложение организовать филиал Инхука на базе Петроградского Музея художественной культуры.
11Матюшин Михаил Васильевич (1861—1934) — художник, музыкант.
12Мансуров Павел Андреевич (1896—1983) — художник, с 1928 жил в Париже.
13Речь идет об отчетной выставке, развернутой весной 1924 года в залах здания института (Мятлевский дворец на Исаакиевской площади, тогда пл. Воровского, 9).
14Анненков Юрий Павлович (1889—1974) — художник, эмигрировал в 1924 году.
15Щусев Алексей Викторович (1873—1949) — архитектор, один из создателей стиля официального советского неоклассицизма. Малевич преднамеренно искажает фамилию, «ущучивая» архитектора.
16Ган Алексей Михайлович (1893—1940) — график, художественный критик, идеолог конструктивизма.
17Родченко Александр Михайлович (1891—1956) — художник, дизайнер.
18В творческих взаимоотношениях двух мастеров существует ряд проблем, существенных для истории становления новых форм в искусстве. Как известно, Лисицкий в 1920 году в Витебске изобрел новый жанр, названный им «проект утверждения нового» — «проун» (отсюда «проунист» у Малевича), соединивший супрематические и конструктивистские принципы. Для Малевича же конструктивизм был полярно противоположен тому, что искал в новом искусстве он сам; этим и вызван тон письма.
19Уну — аббревиатура; предположительно, раскрывается как «Утвердители новых установлений»; название принадлежало исключительно Лисицкому и в какой-то степени соотносилось с названием группы Уновис (Утвердители нового искусства), организованной в Витебске в 1920 году.
20Из контекста письма следует, что данная фраза в витебские времена была отработанной формулировкой, отражавшей взаимоотношения двух мастеров; примечательно, что такая характеристика-определение — но «земля» в ней принадлежала Татлину, а «небо» оставалось за Малевичем — была повторена в неопубликованной части воспоминаний H.H. Пунина.
21Малевич К. Бог не скинут. Витебск, 1922.
22Трактат, названный «Из книги о беспредметности», был написан Малевичем в начале 1924 года. Фрагменты этого текста, сведенные воедино, были первым сочинением Малевича, переведенным и опубликованным Эль Лисицким в Германии: Maleuritsch К. Lenin (Aus dem Buch Uber das Ungegenstandliche)//Das Kunstblatt. Potsdam, 1924. № 10. S. 289—293. Из контекста данного и следующих писем следует, что тезисы, смонтированные в единый текст, были выбраны самим Малевичем. См. также: Малевич. Т. 2. С. 25—29, 303—306.
23Эль Лисицкий задумал перевести и издать отдельной книгой несколько теоретических сочинений Малевича; этот труд осуществлялся им на протяжении 1924—1925 годов; ход работы изложен подробно в письмах Эль Лисицкого невесте, Софии Кюпперс, также принимавшей участие в этом предприятии в качестве редактора, см.: Lissitzky El. Maler. Architect. Typograf. Fotograf. Dresden, 1967. S. 34—56. На русском языке часть писем опубликована в издании: Эль Лисицкий. 1890—1941. К выставке в залах Государственной Третьяковской галереи. М., 1991. С. 139—185.
24Брик Осип Максимович (1888—1945) — художественный критик.
25Луначарский Анатолий Васильевич — см. прим. 66 на с. 542.
26Речь идет о Венецианской Бьеннале 1924 года. См.: Барнетт В.Э. Участие России в Бьеннале в Венеции 1924 года //Великая утопия. Русский и советский авангард 1915—1932. М., 1993. С. 177—184.
Обложка брошюры Малевича. | На жатву (Марфа и Ванька). | Картина Казимира Севериновича Малевича Черный квадрат. |